Рождество. Это единственное хорошее, что есть зимой. Светлый праздник, который пусть и не совсем понятен в загробном мире, но это не повод его не справлять. Клаус и до смерти был агностиком и не верил в Христа, Будду или других монобогов, но повод для праздника – это всегда хорошо. Так что он организовал праздник для своей театральной общины. Детям был повод повеселиться, а юноша решил таким образом разнообразить их рацион. Они пошли несколькими группами колядовать в разные районы города. Неплохой способ честно и с весельем раздобыть что-то вкусное к празднику.
С компанией детишек в театральных костюмах Клаус шёл и любовался танцем снежинок. Трудно представить, но и в загробной жизни можно радоваться простым мелочам. Этому он научился, когда путешествовал с цирком по всему свету. В последнем доме Булочников они собрали хороший «гонорар» и теперь компания ребятни с болтовнёй и смехом шла по улице к очередному дому. Они бы так и шли, если бы  из-за угла на них не налетела какая-то девчушка. Рыжая, встревоженная, белая от снега и от мороза, ей явно сейчас было очень плохо. Пара ребят подхватила её и подвела к Старшему Брату.
- Ребята, дайте ей что-нибудь, она замерзает, - быстро распорядился молодой человек и снял с себя цветастый шарф, оборачивая им шею незнакомки. Ему сейчас было не важно, кто она и что тут делает. То, что она не местная было понятно сразу, большую часть людей в округе он знал лично, да и ряд признаков, таких как поведение, одежда и состояние этой незнакомки, говорили о том, что в городе она едва появилась и не совсем в курсе, что тут происходит.
Дети послушно дали бедняжке часть своей одежды, только куртку нужного размера подобрать не смогли, поэтому Клаус снял  пальто с себя. По виду эта бедняжка совсем вымоталась и выбилась из сил, поэтому Брат и его подопечные довели её до скамейки и усадили, всучив в руки чашку с компотом из сушёных яблок, что был в термосе.
- Как тебя зовут? И как давно ты в городе?

Глядя на то, как бедняжка оттаивает и согревается, Клаус улыбнулся. Приятно делать добрые дела, это делает такое место, как Безымянный Город намного человечнее и живее, если так можно сказать о мире мёртвых. Услышав слабый, дрожащий голос, юноша вздохнул с облегчением. Они всё-таки не дали ей окончательно замёрзнуть. Да, здесь не умрёшь от холода, скорее ты останешься в состоянии, когда двигаться и даже стонать ты уже не можешь, но и облегчения смерти ещё нет. Ужасная судьба.
Ветра не было, поэтому Циркач в своём полосатом костюме чувствовал лишь покалывание мороза на коже, дети дали и ему чашку с напитком. Благодарно потрепав одного из них по голове, Клаус повернулся к спасённой, услышав её вопрос. Улыбка слетела с его лица. Да, как-то ответишь просто. Это не так легко, как кажется. Ещё недавно ты был жив, а теперь тебя уже вроде как и нет. Самому Старшему Брату было легче, ведь его смерть была страшным облегчением от тех болей и страданий, что продолжались до самого конца. Ему было лишь жаль, что он не увидит свою семью, мать, цирковую труппу, тех, с кем он делил свою жизнь последние месяцы, тех, кого он успел полюбить. Всё, что осталось в напоминание о них – эта смешная форма и жонглёрские мячики. Привет из прошлого, из другого мира, в который ему больше нет пути.
- Да, - со вздохом и предельно серьёзно отвечает он, глядя прямо в глаза Веронике. – Ты умерла. Мы все тут умерли. А это наше новое пристанище. Меня зовут Клаус, - он достал из сумки булочку, что недавно они заработали в пекарне, и разломил на две части, усаживаясь рядом с бедной девочкой. – Съешь, тебе станет легче. Тебе сейчас лучше пойти с нами. Там будет тепло и сухо. Там ты сможешь передохнуть.
Булочка была вкусной, с джемом из каких-то чуть кисленьких ягод. Пекарня всегда была хороша. У театра с ними были очень тесные отношения, которые Циркач налаживал довольно долго, но он смог обеспечить своё пристанище и подопечных едой и работой, особенно важно это было зимой. Дети стояли рядом и тоже решили перекусить, раз Брат ест и угощает. Они с любопытством рассматривали новенькую, разве что не ощупывали. Детское любопытство, куда же тут без него? Клаус любил смотреть на детей тут. Даже после смерти они оставались детьми. Любопытные, весёлые, неугомонные, непоседы. Ему было в радость заботиться о них. А сейчас забота нужна была этой бедной девочке, что умерла. Спрашивать о причинах было своего рода грубостью, вопрос смерти они могли обсуждать только с глазу на глаз, если ситуация и уровень отношений позволяют.

«Видимо, она не знала, что умрёт, это случилось внезапно. Мне-то было намного проще, я знал, что это случиться. Наверное, знал с точностью до минуты». Клаус медленно жевал булочку, припоминая тот мир. Боли не было, он попросил вколоть ему обезболивающее. Тело становилось всё легче и легче, но было словно из ваты. Жизнь вытекала из него по капле. Они все стояли над ним и пытались приободрить, но все они знали, что их друг не встанет с кровати. Ему было грустно в тот момент. Очень грустно, кажется, слёзы сами текли по его лицу. Он не говорил ничего и неровно дышал. Он оставался один на один с этой жизнью и понимал, что она уходит от него. А потом ему захотелось спать, и он прикрыл глаза, как ему казалось, на секунду. И открыл их уже в тесной костюмерной театра. Клаус довольно быстро свыкся с мыслью о том, что это и есть, так называемый, Тот Свет. Привыкнуть к местным реалиям тоже было не так сложно.
Но то Клаус, а тут совсем беззащитная маленькая девочка, которая умерла быстро и неожиданно. Смерть, всё-таки, очень странное понятие. Такое разное для каждого, но что-то в ней есть общее для всех. Думать об этом можно было долго. Циркач мотнул головой и посмотрел на Веронику.
- Вот и славно, пойдём, я отведу тебя в наш дом, - он поднялся со скамейки и передёрнул плечами, всё-таки на улице был не май месяц, и холод давал о себе знать. Не хватало ещё промёрзнуть до костей.
- Братик Клаус! – привлёк его внимание один из детей. – Можно мы ещё пойдём ко…ко…
- Колядовать? – подсказал юноша. – Да, можно, только через час возвращайтесь, ясно?
- Ага! – малышня радостно закивала и пошла по улице с шутками и смехом. До чего радостное зрелище в мире мёртвых.
- Пошли, я отведу тебя, - Клаус мягко взял девушку за руку и повёл за собой. – Я тут кто-то вроде…старшего брата для малышни. Но двери моего дома открыты для всех, кто не желает нам зла. Тебе, кстати, сколько лет?
Парень старался заболтать новоприбывшую, чтобы отвлечь её от дурных мыслей. Шёл он быстро, в основном из-за холода, который уже ощутимо пробирал. Хорошо, что театр Кукольный Домик был недалеко, и вскоре они вышли к нему. Грандиозное здание в старинном стиле, сейчас оно было намного лучше того, что взял в свои руки Клаус. Он сумел подремонтировать его, облагородить и даже украсить. На пороге его уже ждали его подопечные.
- Братик Клаус! Братик вернулся! – кричали они, едва завидев его.
- Ребята, у нас сегодня гостья, её зовут Вероника. Заварите нас что-нибудь горячее, мы немного замёрзли, пока шли.
- А где сладости? – детишки тоже были требовательны.
- Ребята принесут их чуть позже, через час. Будут вам сладости, - он понимал негодование тех, кто остался охранять театр. Они все хотели повеселиться, но кому-то досталась менее завидная участь и они скучали тут.
Театр встретил их мягким теплом, которое сразу окутало вошедших. Сразу было видно, что это не просто здание, а место, где явно есть люди. Клаус изменил здание под нужды большого общежития, но основные помещения сохранили своё предназначение. Вот и сейчас со стороны буфета слышалась возня поваров, которые готовили что-то вкусное для тех, кто возвращался.
- Добро пожаловать в наш дом. Это – Кукольный Домик. Тут мы живём с ребятами. Если хочешь, можешь остаться тут, с нами. На ближайшее время уж точно, а дальше – как сама посчитаешь нужным.

Клаус провёл девушку в ложу, куда расторопные помощники уже принесли чашки, кофейник с цикорием. Кофе тут был редкостью, а цикорий было выращивать намного проще, так что он был заменителем. Тут, в ложе они могли поговорить, не будучи услышанными. Непонимание девушки было действительно серьёзным, так что юноша решил развеять его, насколько мог.
- Ты умерла, - начал он, разливая напиток по чашкам и устраиваясь в старом кресле. – И попала на…Тот свет. Я это так называю. В твоём понимании это может быть Чистилище. Как в Библии. Так говорят старшие, которые живут тут давно. Здесь мы живём, пока не придёт время вернуться в мир живых. Я такого никогда не видел, но так говорят, да… - он задумался, глядя в пространство перед собой. – У нашего города нет названия. Оно не особо важно тут, потому что кроме города ничего нет. Уходить отсюда нельзя, те, кто пробовали, теперь не осмеливаются появляться на людях, - Циркач помешал цикорий и подул на него. Жидкость была ароматной и очень горячей, поэтому надо было ещё подождать, чтобы не обжечь язык. – Жизнь тут вполне реальная. Ты ешь, пьёшь, спишь, устаёшь. Но не умираешь. Совсем. В этом тут есть сходство с адом – все страдания ощутимы и бесконечны. Как выживать тут, каждый решает сам. Кто-то собирается вместе, кто-то живёт один. Пей, это придаст тебе сил, - Клаус взял чашку и сделал небольшой глоток. Всё ещё горячая, но переносимая жидкость тут же разлила по телу тепло. Ему сначала было трудно привыкнуть к странному вкусу, но цикорий был отличным заменителем кофе, к которому молодой человек привык при жизни. Он выглядел дружелюбно и теперь откинулся в кресле, глядя на Веронику. – Я могу тебе лишь предложить остаться с нами. Мы с тобой как бы между старшими и младшими. Детям нужна забота, а взрослым помощь. Так что я нужен и тем и другим. Первое время ты можешь просто пожить у нас, но потом, если ты захочешь остаться надолго, тебе надо будет помогать нам. Мы – большая семья. Родителей у нас нет, я для ребят, как старший брат. Мне нравится о них заботиться, к тому же это помогает нам выживать. И даже иногда получать чуть больше, чем нам дано.
Снизу раздались радостные крики и скрип дверей. Похоже, что команды колядующих возвращались с прогулки.
- Булочки! С повидлом!
- Смотрите, это же пирожки с…!
- Не толкайтесь, дайте посмотреть!
Клаус улыбнулся, перегнувшись через край ложи и рассматривая детей. Ему было приятно, что его маленькая акция по сбору дополнительных продуктов прошла неплохо. Заодно дети развлеклись. Это было лучше, чем просто сидеть в театре и спать целыми днями. Зимой для детей было меньше работы, так что Кукольный Домик впадал в спячку. Так что идея с представлениями за еду была принята с радостью. А в цирковых представлениях у Брата был большой опыт, не составляло труда придумать небольшие номера для детей.
- Дети радуются, - мечтательно прокомментировал он.

Клаус вернулся за стол и сделал глоток цикория, который постепенно остывал. Сейчас он был очень спокоен. Странно признавать, но жизнь после смерти нельзя было назвать спокойной. Пожалуй, тут у него появилось в разы больше забот, нежели было при жизни. Здесь он нёс ответственность не только за себя самого, но и за тех, кто доверился ему. Так что, дел хватало.
Переживания Вероники были ему понятны, он и сам первое время страшно удивлялся всему тут, но в отличии от него, девушка быстро взяла себя в руки и придумала себе занятие. Её размышление о продолжении жизни после смерти было довольно интересно.
- Не могу сказать, что я ждал этого, но тут мне не больно, - задумчиво проговорил он, глядя в чашку. – Хотя ребята…господин Вернике… - он припоминал имена тех, кто был с ним в последние месяцы его жизни. Имена вертелись на языке, но ускользали от сознания, словно песок из рук. Образы тоже, даже ещё больше. Оставались лишь ощущения и чувства. Тёплые, мягкие, словно кто-то гладил его по голове. Клаус тряхнул головой и вернулся в реальный, если так можно было выразиться, мир. – Так как тут у нас не много старших, мне приходится разрываться  между работой в городе и устройством нашего домика. Да и хозяйство я веду неумело, хорошо, что кто-то из ребят умеет готовить и не ленится убираться. Ты же одного возраста со мной. Первое время я буду тебе помогать, но потом ты бы могла взять дела театра в свои руки, а я бы полностью сосредоточился на наших делах вне этих стен, - он глотнул цикорий и обдумал идею. Она ему нравилась, потому что распределение труда было для них весьма важным моментом. – Как ты могла понять, в городе много разных общин, одиночек мало, чтобы выживать, нам нужно сотрудничать со всеми. Меняться. Денег у нас тут нет, только бартер.
Снизу раздавалась болтовня детей, компании колядующих возвращались, принося урожай. Брат подумал, что надо будет проводить новые репетиции и разработать новую программу, чтобы было больше разнообразия.
- Такие, как я? – встрепенулся, услышав фразу девушки. – Как и в жизни, здесь много разных людей. Но большая часть вполне нормальные. Тебе не стоит лишь ходить на окраины. Там живут изгнанники. Они не плохие, но с ними может быть опасно вести дела. Это суицидники и те, кто пытался убежать из города. Хотя мы тут никому не подчиняемся, за нами пристально наблюдают…высшие силы или как-то так. Они следят, чтобы никто особо не нарушал сложившийся порядок. Как-то так…

Клаус явно не хотел сейчас думать о плохом. То ли день хороший, то ли обстоятельства так складываются, но сейчас он был преисполнен оптимизма и предчувствия хороших дел. То, что у девушки было плохо с коллективами, он понимал, но это не жизнь, это смерть, тут всё меняется. К тому же, это театр. Тут вообще всё не так. Тут другой мир. Мир полный неожиданностей и сюрпризов. Юноша понял это ещё при жизни, когда попал в цирк. Поначалу ему было труно привыкнуть к ощущению «несебя», но потом он понял, что так даже лучше. С тех опр он редко смывал с себя грим.
- Я понимаю, - спокойно кивнул он. – Поверь, я тоже с трудом понял, как с этим жить. Но я помогу тебе. Думаю, что мы все тебе поможем. Понимаешь, когда человек приходит сюда, ему трудно понять, что что-то поменялось. Первое время он всего боится и от всего шарахается. Мне было легче, потому что я очнулся прямо тут. И получил новую жизнь, а с ней и лицо. Я не помню, какой я был там, - он махнул куда-то за спину. – Зато я точно знаю, какой я тут. И мне это нравится намного больше, - он достал из кармана пару клоунских мячиков и ловко подбросил их. – Думаю, ты приживёшься.
Тут он сделал паузу, чтобы отпить ещё цикория и подумать. Тут разговор перешёл на своего рода запрещённую тему. Нет, обсуждать можно было сколько угодно, пока слова не переходили в действия. Сам Циркач никогда не видел высших, но каким-то чутьём он чувствовал их незримое присутствие везде. Это было что-то вроде паранойи, но только не болезненной. Говорить о них можно было не с каждым, а только с весьма важными и опытными людьми. И тут надо было выбирать слова.
- Самоубийцы тут не в почёте. Они не несут зла, но многие их сторонятся, какая-то на них метка страшная, у них очень специфическое мышление и внешность. Впрочем, есть из них те, кто нужен городу, их терпят, - подумав, ответил Брат. – Я не часто с ними сталкиваюсь, но не питаю к ним отвращения. Это был их выбор, просто выбор. А вот нарушители границы – другое дело. С ними всё сложнее, - тут он не собирался быть многословен. – Не советую проверять Высших. В них можно верить или не верить, но они есть. И лучше следи за словами, если захочешь это ещё обсуждать. Со мной ладно, но с другими надо быть внимательным, - тон Клауса был серьёзен и мрачен, но буквально в считанные секунды на его лице появилась улыбка, он залпом допил цикорий и вскочил с кресла. – Пошли в гримёрку, я помогу тебе вжиться в наш коллектив

- Не переживай так, - подбодрил девушку Клаус, проходя в маленькую комнатушку за сценой. Его обитель. Далеко не всем детям был сюда вход, а кто-то вообще не знал, что это место есть. Может догадывались, но не знали наверняка. Тут было своего рода тронное место – стул, вокруг которого было большое зеркало. На столике лежали краски, пудра и прочие принадлежности гримёра. За время в труппе, в Жизни, юноша немного научился пользоваться этими хитрыми вещицами с умом. Немного практики тут всё-таки было необходимо.
- Садись, сейчас придумаем тебе что-нибудь, - он приглашающе указал на стул-трон. Примериваясь взглядом к её лицу. Ему требовалось почувствовать её роль, её взгляд, её мимику и детали рисунка. – Скажи, ты любишь смех? Детский или взрослый? – Усадив Веронику, Клаус достал сантиметр и начал снимать мерки, задумчиво рассматривая то отражение, то лицо новенькой. – Что тебе больше нравится лето или зима?
Процесс создания образа всегда был делом трудоёмким и долгим. Не надо много ума, чтобы нарисовать на лице рисунок, но в Кукольном домике носители грима были кем-то вроде сташих, кого Брат избрал своими помощниками. Они получали роль, которой должны были соответствовать. И создание этой роли занимало кучу времени. В основном это были вопросы. Немного мерок, немного набросков, но основная работа шла с личностью. Вот и сейчас Клаус даже не смотрел на кисточки и инструменты.
- Твой любимый цвет и геометрическая фигура? И животное? Ты когда-нибудь признавалась в любви? – он взял её за подбородок и повернул в профиль. «Хм…грустный образ – это не её, тогда что? Девчушка-веснушка?» - Скажи, а мы можем подстричь тебя? - пока что в его голове складывался образ девушки весёлой и немного неуклюжей, но Циркач чувствовал, что это не то. Его смущала скованность новенькой. – А что бы ты сказала, если бы я попросил тебя разносить детям еду, а не руководить ими?
Новая идея. Девочка-горничная, заботливая, внимательная исполнительница указаний, это был ход, но его надо было тоже проверить. Больше вопросов, больше наводящих деталей и частей образа. Это было сродни собиранию пазла.

- Неплохо, - отозвался Клаус, она смешивал тени в небольшой палитре. – Тебя привлекает строгость или свобода выражения? ...Хм…не так…Ты предпочла бы строгий костюм или кучу пёстрой одежды? – так вопрос понравился больше. Смешав то, что нужно, и получив нужный цвет, юноша продолжил рассматривать лицо Вероники. – Хотела бы влюбиться здесь, после смерти? Вообще, что думаешь про жизнь тут? Это ведь жизнь, какой бы она ни была. Оказывается, после всего можно жить дальше.
Он остановился и задумчиво взял большую, пушистую кисточку для очистки лица. В его голове уже сложился образ, и одежду он мог найти. Ничего особо пёстрого, лишь подчеркнуть детали. Подчеркнуть глаза, может даже выделить их на общем фоне, немного украшений, не похоже, чтобы девушка любила наряжать себя. Он быстро провёл кисточкой по её лицу, заставляя Веронику зажмуриться.
- Что ж, я примерно понял. Начнёшь с еды, раз так. Это неплохая практика, заодно вы все познакомитесь. Они с тобой, ты с ними. Можешь не переживать, за служку тут тебя держать не будут. У нас в чести взаимопомощь, а не прислуживание, - Клаус достал большую баночку с пудрой. Конечно, перед наложением грима лицо надо хорошенько очистить и провести много всяких манипуляций, но в текущих условиях это было невозможно. Поэтому грим был простым. Немного пудры на всё лицо, обычная полу-бледность. Затем выделить глаза. Ох, как Клаус не любил работу с карандашом и тенями, но делать это надо было. Тут клоуна начало вести, и он с интересом художника принялся работать над девушкой, как над картиной.
- Алекс, Петра, принесите мне вещи из кладовой, три верхних коробки! – крикнул он, оторвавшись от работы на секунду. Пара детей лет двенадцати в клоунских костюмах и раскраске появилась на пороге, чтобы сразу исчезнуть. Эти ребята были верными помощниками Клауса, одними из лучших акробатов. Брат и сестра, которые умели проделывать на сцене то, что заставляло умершие сердца замирать. Проказники и вечные дети, которым ничего не стоит водить за нос даже самого Брата, пока тот даёт им на это право. Они обернулись в считанные минуты, и поставили коробки на под в комнате.
- Братик, кто это? – решился полюбопытствовать Алекс, пока сестра стеснялась.
- Это наша новенькая. Петра, сейчас ты поможешь ей переодеться. Вероника, а ты… - тут Клаус слегка задумался. – Просто не сопротивляйся, ты же очень хорошая девочка, правда? – когда маленькое акробатке дали волю, а мальчики отвернулись, она принялась наряжать новую жительницу убежища в её наряд. Это было делом небыстрым, но Петра справлялась. Тем более, что корсет был новый и затягивать его было не сложно.
- Можете поворачиваться! – весело продекламировала она, когда всё было закончено. Клаус повернулся и был доволен тем, что увидел. Куколка с рыжими волосами. Не ведущая роль на сцене и в жизни, но такое милое и приятное дополнение, которое идеально будет смотреться в театре, который так и называется «Кукольный домик».
- Ну, теперь можешь посмотреть на себя, Вероника, - он развернул зеркало, которое было убрано на время переодевания. И показал девушке её новый образ.

- Понимаю, - проговорил Клаус, любуясь результатами общих стараний. Ему нравился этот образ. Милый, добрый, утончённый. Она может быть весёлой, а может быть и грустной, она может говорить серьёзно, а может шутить. Это – очень подвижный и гибкий образ куклы. Удивительно, что при своей статичности куклы в чём-то намного более гибкие, чем кажется. И сейчас Циркач был доволен, что ему удалось добиться этого. – Ты очень красива. Думаю, что тебе понравится этот образ. Ты никогда не претендовала на первую роль в пьесе, но это то, что тебе подходит.
Он легко взял девушку за руку и поставил на ноги. Обошёл, внимательно приглядываясь к деталям, затем обратился к детям, что стояли тут же.
- Петра, Алекс, как думаете, что она может?
- Ну, - задумалась девочка. – Может...
- Учиться! – выкрикнул паренёк за сестру, а затем поспешно объяснил. – Она пока ничего не умеет, но может научиться!
- Хорошая мысль, - поддержал акробата Клаус, играя в ладони своими жонглёрскими мячиками. Он повернулся к Веронике. – Это не постыдно – не уметь чего-то. Мы все, когда пришли сюда, почти ничего не умели. Потому что мы не научились чему-то до этого. Потому что все мы были детьми. Но, - тут он торжественно повысил голос, словно собирался прочитать речь. – Мы не сдавались! Мы учились! Работать, зарабатывать, трудиться, но это не всё. Самое главное, что мы учились жить снова! Жить вместе, как семья… - он кинул мячик Петре, та поймала его двумя руками.
- …Радоваться и не унывать! – весело откликнулась девчушка и перекинула мячик брату.
- Смеяться! – поддержал её Алекс, легко подхватывая мяч в полёте и перебрасывая его обратно Старшему.
- Радовать и дарить улыбки другим, - серьёзно закончил Старший Брат Колокольчиков, когда игрушка вернулась к нему в руки. – Мы – дети театра. Будешь ли ты с нами?
Его рука в цветастой перчатке была протянута Веронике. Грим всегда можно смыть, одежду поменять, это дело времени, но тут, в театре ценили семейную преданность и верность. Эти принципы были намного важнее. И сейчас девушке предстояло подумать над этим серьёзно. Если она возьмёт его руку, Клаус отведёт её под своды сцены, покажет ей жизнь в масках и без масок, жизнь среди ярких красок в свете прожектора и таинственной полутьме сцены. Может быть жизнь, намного лучшую, чем была там, далеко, куда больше нет дороги. Если она возьмёт его руку…