Везло же ей на сомнительные операции, которые заранее не обречены на успех, и хорошо, если отделаешься дёшево, как в случае с театралами. Вообще-то, из-за случая с театралами всё и пошло: нужны были лампочки, добыть их честно не получалось. Единственный меняла, от которого Рани могла требовать, а не унижаться и просить, куда-то запропастился, сволочь. Будь бы он на месте, не пришлось бы ей заниматься такой чепухой как разыгрывание из себя местного цыгана.
Дом, рядом с которым происходила кража, тоже доверия не внушал – из таких строений должны выходить бабки, которые пригласят на кексики, которые будут сделаны из тебя. Или ещё кто-нибудь, тоже не сулящий за собой ничего хорошего. Особенно, если перед домом копается какая-то «горбунья», пытающаяся сдвинуть с места кучерявого барана, меланхолично пережёвывающего что-то.
И ладно бы лошадь была, а то баран. Позор конокрада.
А начиналось-то всё невинно. Шла мимо, увидела животное, опознала не сразу – в зоологии не сильна. Постояла посмотреть, какая у него шкура, даже для интересу потрогала грязный мех. А потом в голове зазудела мысль о том, что если это можно есть, то можно и на лампочки выменять. Мясо всё-таки, хоть и о качестве судить сложно.
Запах, исходящий от твари, не особо радовал. Ну, после общения с Вонючкой и не такое можно вынести, но первые сомнения в голове всё-таки появились.
Не собиралась она его красть, честное слово, почти не хотела. Но потом баран посмотрел на неё, ковырнул ногой снег и выставил вперёд рога. Рани же решила, что её оскорбляют, и ломанулась к засаленной верёвке, чтоб сломать об её узел ноготь аж до половины первой фаланги и всадить неизвестно откуда взявшуюся занозу.
Баран наблюдал за ней с меланхоличным безразличием.
Оставив в покое узел, Рани взялась за палку, к которой была привязана верёвка, и начала её методично раскачивать, косясь на провалы окон хибары и надеясь, что оттуда всё-таки ничего не вылезет. Покачав кол туда и сюда, Рани решила, что это бесполезно, и снова взялась за узел, чёрт бы его драл. Даже присела на корточки для удобства.
Драл ли его чёрт или нет, неизвестно, но как-то она эту верёвку развязала, несмотря на то, что на морозе этот свитый в виде верёвки комок сала и грязи превратился в ледяной монолит. «Как-то» - потому что сама не сразу заметила, что узла вроде больше нет, а баран заинтересованно поглядывает через её плечо.
И всё бы хорошо, но с животными Рани раньше не связывалась, откуда ей знать было, что «воля» для них понятие не только свободы от участи рагу, но и черта характера. Так что, когда она потянула за верёвку, баран вдруг приосанился, вскинул голову… и застыл, как резной образец деревянного зодчества. За что заслужил ошарашенного «эт чё?» от Рани, наматывавшей верёвку на руку.
Сначала она потянула посильнее, потом ещё посильнее. Бесполезно. Баран стоял, как скамеечка, и, кажется, на него даже можно было сесть. Но как-то не хотелось.
– Давай, двигай задом, будущий суп, – Рани не выдержала и пнула животное под кучерявый хвост, на что баран отреагировал ленивым «мек» и парой шагов вперёд, презрительно повернув к нахалке голову и уставившись на неё как-то чересчур внимательно. – Не, ты даже думать об этом забудь.
Баран вздохнул и снова занял позицию гордой скамейки.
Рани ухмыльнулась и, продолжив сматывать верёвку, попыталась зайти с другого бока. Ну стоит скамейка, и пусть стоит. Может, на него сесть можно.
Попробовать хотя бы.
Когда пташка перекинула ногу через бараний хребет и навалилась на него всем весом, в горле у животного что-то заклокотало, неумные глаза полыхнули огнём, и воздух пронзил боевой клич его древних предков.
После этого мир завертелся, закувыркался, но Рани, заверещав не хуже барана, вцепилась в его рога и твёрдо решила не падать.